В мифологии существует несколько брачных мотивов, главный из которых – это священный брак неба и земли, которым начинается творение мiра. «Творец отделяет небо и землю, и заполняет образовавшееся пространство ландшафтом, народом и т. п., воздвигая при этом мiровую вертикаль (древо, столп), соединяющую и одновременно отделяющую небо и землю. Согласно мифологическим представлениям, этот священный брак циклически воспроизводится в природных явлениях видимого мiра, в обрядах, в религиозных таинствах, прежде всего – в свадебных. В некоторых мифах, как и в сказках, и эпосе, брак часто выступает как вспомогательное средство для достижения тех или иных целей или как финальная цель мифа. Соотнесение брачующихся с сакрализованными персонажами приводит к сакрализации брака в целом: так, отождествление их с Соломоном и Суламифью в Песне Песней ведет к интерпретации текста как брака Христа с Церковью. Важно также отметить действие жениха или сказочного героя в добывании невесты-жены как ее отвоевывании, освобождении, что особенно ярко выражено в мифах о змееборце» [1].
В революционные годы, когда разрабатывалась символика большевистского государства, одновременно возникла идея создания нового герба города Москвы. Вот как описывает его один из создателей, архитектор Д.П. Осипов: «В центральной части – пятиконечная звезда, победный символ Красной Армии, на фоне звезды – обелиск Свободы, Серп и Молот – эмблема рабоче-крестьянского правительства, зубчатое колесо и связанные с ним ржаные колосья – символ смычки города с деревней, над надписью “Московский Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов” изображение динамо-машины – эмблемы электрификации» [2].
Обелиск «Свободы»
Упомянутый обелиск «Свободы» был открыт в Москве к годовщине октябрьского переворота, но просуществовал сравнительно недолго: в 1941 году его снесли. К 800-летию Москвы на этом месте был поставлен памятник князю Юрию Долгорукому – основателю города. Однако революция 1991 года вновь возродила «свободолюбивые» мотивы не только в умах людей, но и явила ее в топонимике города, назвав площадь перед «Белым домом» площадью Свободы, где в августе пролилась кровь ее первых жертв – христианина, иудея и мусульманина.
Но оставим сюжеты «свободолюбивого» «делового мiра» и вернемся к главной теме нашего исследования – к России, для которой «серп и молот» уходят в прошлое и промыслительно возвращается христианская государственная символика.
С XIV века изображение всадника с копьем, поражающего змея, который часто идентифицируется со Святым Георгием Победоносцем, появляется на деньгах и печатях Великого Московского Княжества, становится гербом Москвы и Московского царства, позже включается в герб Российской Империи.
В русском языке имя Георгий (простонародное Е-гор-ий) идентично с именем Юрий (основатель Москвы – Юрий Долгорукий) и, как это не удивительно, связано с Лобным местом: русское юр значит «возвышенное место, открытое действию ветров и солнца; яр – крутая гора, обрывистый берег» [3]. Небезызвестна и фамилия, производная от «юр», связанная с русской Голгофой XX века, – все тот же Юровский, впоследствии директор московской фабрики «Красный Богатырь» [4] (своего рода кровавый анти-Георгий).
Св. Георгий Победоносец…
…и его большевистский антипод.
Тема змееборчества – одна из наиболее древних мифологий мiра. Особой известностью эпизод змееборчества пользовался в Западной Европе со времен крестовых походов за освобождение Гроба Господня. Крестоносцы разносили славу о подвиге Святого Георгия, рассказывая о том, что во время штурма Иерусалима в 1009 году он участвовал в сражении, явившись в образе рыцаря с красным крестом на белом плаще.
Своеобразно трактуется эта тема в русских духовных стихах. В них Георгий оказывается сыном Царицы Софии Премудрой, царствующей «во граде Иерусалиме» «на святой Руси» (!). Его облик наделен сказочными чертами, свойственными русским богатырям. От «царища Демьянища» (народное прочтение имени императора Диоклетиана) он терпит за веру заточение в подземной темнице в продолжение 30 лет («в глубок погреб»), затем чудесным образом выходит на свет. Отрубив голову (символ отъятия власти) «бусурманскому» царю и разрушив его «палаты белокаменны», Егорий Храбрый идет по русской земле для утверждения в ней христианства. В заключение этого сказания упоминаются река Иордан и Гроб Господень [5].
Тема освобождения Русской Земли от полонившего ее царства греха, символом которого выступает либо беззаконный царь, либо драконоподобный властитель, часто используется в русских сказках и по своей прикровенной сути связана с праздником Пасхи и «Красной горкой». Таким образом обыгрывается тема борьбы за обладание центром священного пространства – Горой. «Черная гора» противопоставляется «Красной Горе», повелитель подземного мiра (Змей-Горыныч) уничтожается русским богатырем «Егорием».
Значение символики герба Москвы подробно исследовал историк А.Л. Юрганов. «1. Всадник. На первых печатях (1497–1542 гг.) он в княжеской шапке, доспехах, к ним прикреплен плащ. Видимо, со второй половины XVI в. в качестве головного убора и символа власти утверждается корона [...] Обычно всадник держит в двух руках копье [...] Но на печати 1672 г. также отчетливо можно увидеть, что всадник в левой руке держит повод, а в правой копье. 2. Конь. На печатях видно, что конь слегка присел на задние ноги и поднял передние. [...] 3. Змей. На всех печатях змей имеет две ноги, крылья, птичью голову с клювом, два рога. [...] На печати 1526 г. хвост явно раздвоен, у змея большая голова, два рога, очень большой передний клюв, длинное жало, достающее переднюю ногу коня. [...] 4. Основой композиции ранних печатей является изображение схватки. Главный элемент – змей вот-вот ухватит коня за пяту левой передней ноги, и в этот момент наносится удар. Эта композиция меняется. По крайней мере, на печати Федора Ивановича 1584 г. мы видим, что змей уже не угрожает пятке коня, хотя на печати Ивана Грозного 1577 года схватка изображалась еще традиционной. На печати Царя Михаила Федоровича 1627 года композиция обретает новое смысловое содержание: голова змея повернута в сторону всадника; показано, что копье, удар которым обычно наносился в «шею» змея, попадает теперь в пасть и выходит наружу. Такое же изображение на печати 1656 г. – видно, что изменение это не случайно, а закономерно и концептуально. [...] ...В это время ожиданий конца света создается Русское государство и возникает государственная символика. [...] В 49-й главе книги Бытия говорится о том, что призвал Иаков сыновей своих и сказал Иаков о Дане, своем сыне от наложницы: “И да будет Дан змий на пути, седяй на распутии, угрызая пяту конску: и падет конник вспять, спасения ждый Господня” (Быт.49:16-18) [...] Читаем дальше в первом славянском переводе “Откровения” Мефодия Патарского: “Сын пагубныя раждается от племени Данова по пророчеству Иякова патриарха, еже рече: “Видех змия лежаща на путии имуща конь за пету, и седе конь на задную ногу, жьды избавления от Господа”. Что есть конь? Истинная вера праведных. Пета [6] же что? Последны день. Да иже будут тьгда святыи тако на кони седяше на вере приходити начнут на сына пагуобунааго и хапати змей начнет конь, рекше блазнити начнеть верные в последние дни льжами своими зьнаменьми и чюдотворении». [...] Возникший образ, как видим, глубоко символичен. Каждый элемент (конь – образ веры; всадник – святой на коне; пята – “последний день”) несет в себе особый смысл. [...] В одной рукописи... высказываются взгляды на Третий Рим через призму “Откровения” Мефодия Патарского: “Всемогущыи Створитель Московско Царство последны на земли устроил и прославил, тако е хощет цело и непоколебно и до сканчания века милостиво сохранити”. Речь, таким образом, идет о своеобразной русской идее коллективного спасения: Сам Бог “хощет”, чтобы держава последнего Православного Царя стояла “непоколебимо до Второго пришествия Христа”. С середины XVI в., когда ожидания Страшного суда обострились до предела, на печатях возникает характерная комбинация: на лицевой стороне – всадник, поражающий копьем змия, на оборотной – единорог, который олицетворял собою власть Христа. Фигура Царя-победителя на гербе Русского государства символизировала Русского Царя, который и передает власть Богу в Его Второе Пришествие. По существу, это – геральдическое воплощение идеи Третьего Рима, Богоспасаемого Царства. Конь в этой композиции – сама Православная вера, которую Царь и Государь должен сохранить в чистоте. Поражение змея скипетром-копьем – это уверенность в победе добра, торжества Христа в последней схватке со злом» [7]
Изображение Московского герба иностранцами: по гравюре Гиршфогеля 1547 г., в сочинении Герберштейна 1550 г., в сочинении Герберштейна 1556 г., в сочинении Мейерберга (1661–1662 гг.)
Символично в этом смысле изображение Москвы в виде «Небесного града Сиона» на иконе XVI века «Церковь воинствующая», где русское войско во главе с земным Царем Иваном IV на коне возвращается с победой из Казани.
«Благословенно воинство небесного Царя...» («Церковь воинствующая») 1550-е гг.
В политизированном мiре мифам и сказкам (как и Священному Писанию, и святоотеческим трудам, касающимся Божественных тайн Истории) отводится место наравне с вымыслами современных писателей в стиле фэнтази. Но еще не так давно к ним относились иначе, видя в них некий зашифрованный смысл, понять который дано не каждому, но знать необходимо всем: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок», – говорит русская пословица. Отсылка к сказочной мифологии в этой Главе не случайна. Исследователь русского фольклора М.Н. Сперанский писал: «Мы, изучая былину, стараемся угадать тот исторический факт, который лежит в ее основе, и, отправляясь от этого предположения, доказываем тождество сюжета былины с каким-нибудь известным нам событием или их кругом» [8]. Реальное для христиан событие IV века – подвиг Святого Георгия – связано не только с прошлым вселенской христианской Истории, но и с ее будущим, генетически заложенным в государственной символике Русского Царства и в сакральной символике Первопрестольной.
Для проведения подобных обобщений есть достаточно веские основания: «Новые возможности истолкования археологического материала открыли метод структурного анализа, идущий от работ швейцарского лингвиста Ф. Де Соссюра. Приемы такого анализа использовались в литературоведении, этнографии, истории культуры. Применяя их, В.Я. Пропп в классической монографии «Морфология сказки» ... показал, что за разнообразием сказочных сюжетов лежит ограниченный круг структурных моделей композиции. Отсюда оставался лишь шаг к обобщениям, выходящим за пределы фольклористики» [9].
В работах некоторых современных этнографов на первый план выступает «двойная природа» жилой среды – как материального факта и как читаемого символического текста, воспроизводящего реалистическую картину мiра, где народные традиции постепенно складывались в систему художественного языка, которая и служит выражением его идей. Определенное место в системе «языковых» традиций отводится архитектурной символике, где оно определяется как влияние прошедшего на будущее. «Архитектура – материализованная программа жизни. Практически полезное в ней соединено с духовными ценностями. Ее художественные образы отражают этические и эстетические идеалы времени, они служат ориентирами в «пространстве культуры». Устойчивость традиции сокращала диапазон художественных поисков, но делала их результаты доступными восприятию и пониманию многих и облегчала распространение стиля вширь, на самые различные сферы деятельности» [10] .
Доктор философских наук Э.С. Маркарян так сформулировал основное положение темы «Культура как способ социальной самоорганизации»: «Место и роль культурных традиций в процессах развития человеческих обществ во многом эквивалентны месту и роли генетических видов программ в процессах эволюции биологических систем. [...] Общее у биологических и социокультурных систем то, что они способны приводить себя в соответствие с изменяющимися условиями среды для самосохранения... Можно сказать, что культура, будучи по своим свершениям действительно явлением исключительно человеческим, в то же время функционально вполне сопоставима с механизмами, обезпечивающими существование биологических систем...» [11].
Сегодня смертоносный дух уныния и безнадежности, граничащий с отчаянием, пронизывает все члены нашего общественного организма. Поспешные выводы о «нашем поражении» раздаются даже в среде некоторых богословов, называющих христианство «едва ли не единственным мiровоззрением на земле, которое убеждено в неизбежности собственного поражения» [12]. Но История свидетельствует об обратном: «Слово о погибели Русской земли» прозвучало семь с половиной веков назад, а она, как Неопалимая Купина, горит и не сгорает, освящая весь мiр нетварным Светом. Более того, всякий раз «война со святыми и (временная) победа» дьявольских сил над ними (Откр.13:7) заканчивалась поражением последних и служила росту могущества и славы России, и никто из святотатцев, прикасавшихся к подножию престола Господня, не оставался безнаказанным.
Очевидно, что внешнему мiру ради самосохранения выгодно навязать сегодня Церкви роль утилитарного института (по примеру католической и протестантской церквей), задача которого – благотворительная деятельность в рамках и под контролем государства. Но Церковь – не служанка общества, покорно занимающаяся реабилитацией граждан, искалеченных «новыми русскими» революционерами. Она сама обладает полнотой критериев справедливости и совершенной нравственности, и ее задача – непрестанная борьба с химерами лжи, многоглавыми монстрами беззакония и их грядущим воплощением в личности беззаконного «мiродержца».
Нелишне еще раз напомнить об истинном предназначении земной Церкви – воинствующей. На это нам указывает символическая икона [13], изображающая сцену грядущих событий эсхатологического характера: «И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, который праведно судит и воинствует» (Откр.19:11). В верхней части миниатюры изображен Небесный Царь с ангельским воинством, в нижней – Царь земной, побеждающий силы ада, последний православный Русский Царь «предъизбранный Самим Господом», который и передаст победоносное земное Царство-Церковь в руки Царя Небесного. Основанием для этой миниатюры служат слова Бога Отца Своему Помазаннику, воспроизведенные Царем-Пророком Давидом и многократно (Мф.22:44, Мк.12:36, Лк.20:43, Деян.2:35, Евр.1:14) повторяющиеся в Писании: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс.109:1). Окончательная победа Света над тьмой – главное условие Второго Пришествия Христа на землю.
«... и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить» (Откр.6:2). Миниатюра XIX в.
Пришествие Спасителя связано с явлением и уничтожением антихриста, в образе которого сосредоточится все мiровое дьявольское зло. Это не будет жестокий завоеватель и тиран. Его задача иная: посреди всеобщего столпотворения и безначалия захватить власть лестью и обманом, но мирным путем, опираясь на церковное Право земного христа, однако вместо (одно из значений приставки анти-) него. Это время обозначено в Евангелии как исторический период, когда «восстанет народ на народ и царство на царство» (Мф.24:7, Мк.13:8, Лк. 21:10), т. е. мiр разделится на два сверхгосударства (что уже само по себе подразумевает двуполярный образ мiра.), одно из которых составит конфедерация десяти «демократических царств» [14].
Отцы Церкви уделяли пристальное внимание этим событиям и личности имитатора христа. Святитель Ипполит в указанном труде обращает внимание на слова Господа из видения Пророка Иезекииля о погибели антихриста: «...за то, что вознеслось сердце твое и ты говоришь: ‘‘я бог’’, восседаю на седалище божием, в сердце морей», и будучи человеком, а не Богом, ставишь ум твой наравне с умом Божиим [...] Я приведу на тебя иноземцев... и они обнажат мечи свои против красы твоей мудрости и помрачат блеск твой; низведут тебя в могилу, и умрешь в сердце морей смертью убитых [и] ...смертью необрезанных» (Иез.28:2-10). Не станем уделять более внимания этой богомерзкой личине, вся история правление которой продлится менее одного президентского срока, в конце которого он явит свое человеческое безсилие даже в решении «продовольственной программы» и не сможет накормить хлебом принявших его символическую печать. Описанию войны с антихристом и победе над ним посвящена 19-я глава Апокалипсиса (Откр.19:11-21).
Царству и народам, противоборствующим антихристу, уготована иная судьба: «И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле» (Откр.3:10). Это не значит, что они не будут искушаемы его ложными чудесами, обещаниями благоденствия и изобилия... Но многие известные пророчества, как достаточно древние, так и совсем близкие к нам по времени, сходятся в одном: в России еще будет процветание Православной веры и прежнее ликование, но только на «малое время», ибо вскоре наступит Страшный суд. Это косвенно подтверждается реакцией со стороны внешнего мiра, для которого образ грядущей России с Православным Царем во главе так же страшен, как и образ Христа: «Россия до сих пор страшит врага Божия и врага человеческого спасения – дьявола, который боится, как бы она не воскресла вновь, и он продолжает всячески клеветать на нее, стремясь как можно больше очернить все ее прошлое, в расчете, что найдутся люди, которые поверят клевете и воспрепятствуют восстановлению ее», – писал архиепископ Аверкий (Таушев) [15].
Особенность нашего времени заключается в том, что, даже не вдаваясь в эсхатологические подробности, можно сказать, что мы живем значительно ближе ко Второму Пришествию Спасителя, чем к Первому. И все труднее становится не замечать повсюду признаки близкой кончины мiра: и когда все «песни о главном» уже спеты, остается только одна – «лебединая». Но время несет в себе настолько значительный заряд величия и грусти, что они перевешивают его безсилие и пошлость. Святые отцы с трепетом касались тем Апокалипсиса и с величайшей осторожностью высказывали свои мнения, советуя быть предельно бдительными и трезвыми при необходимости сопоставления переживаемых исторических событий с тем, что пророчески описано в Апокалипсисе. Людям не полезно знать время Второго Пришествия: «Бдите и молитесь», – сказал Спаситель (Мк.13:33). Не станем и мы заострять внимание читателя на «временах и сроках». Повторим лишь слова русского святителя XIX века: «России [еще] предстоит воспользоваться своим, уготованным Самим Богом, положением в истории воинствующей церкви на земле» [еп. Михаил Грибановский (Таврический), †1898 г.] [16].
читать дальше>>>
|