В древности считали: «Имя – это судьба». Христианство не признает понятия фатума или судьбы человек [1], но подтверждает особые свойства имени, как бы очерчивающего своими границами образ человека. Старец Оптиной Пустыни о. Варсонофий (Плиханков) в беседе с С.А. Нилусом говорил: «...знайте, что очень часто название местности, в которой вы живете, фамилия лиц, с которыми вы встречаетесь, – словом, название или имя в самих себе носят некий таинственный смысл, уяснение которого часто бывает небезполезно» [2].
Известно, что особое значение придавалось именам еще во времена ветхозаветных Патриархов. «Каждое более или менее важное в духовном, религиозно-нравственном или семейном отношении событие непременно отражалось на имени, дававшемся известному лицу или месту. Иногда сообразно с положением того или другого лица в домостроительстве Божием Сам Бог переменял людям имена (как это известно из истории Авраама, Сарры и Иакова), а большею частью назначение имени, особенно детям, служило прямым выражением той или другой духовной настроенности родителей, которые и выражали в даваемых своим детям именах или признание высшего благоволения и соприсутствия Божия, или просто свои чувства, надежды и испытания...» [3]
Историческая традиция номинации берет свое начало от первого человека Адама, пред лицо которого Господь привел представителей всего тварного мiра, чтобы «видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт.2:19), а собственно таинство именования, как особый метод передачи священных свойств в процессе творческого акта, установлено Первотворцом Жизни: «И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями» (Быт.1:10).
Принимая во внимание свойство древних имен – выражать отличительные особенности и положение каждой личности в патриархальной фамилии, мы можем рассматривать ветхозаветную Историю в свете значения тех или иных библейских имен. Так, например, имя первого сына Каина Еноха – «освятитель, начинатель, обновитель» – могло быть дано ему как первенцу и как «инициатору» нового образа жизни – «городского», взамен скитания между народами, на которое тот был обречен, неся проклятие за совершенное его отцом братоубийство.
Смешение потомков Сифа – «сынов Божиих» (Быт.6:2 – 4) – с потомками Каина через его дочерей, прельстивших их своей внешней красотой, привело к духовной катастрофе, проявившейся и на генетическом уровне. Так появились люди, которых Писание называет «исполинами» – nephilim, «нефилим». Хотя этот термин служит обозначением исполинов (Числ.13:33 и др.), но основное значение его корня – разрушать, ниспровергать, заставить падать, соблазнять, развращать. Вот те духовные свойства, носителями которых было предпотопное человечество: «Все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время...» (Быт.6:5). Естественным следствием повсеместно сформировавшегося нечестивого образа жизни стал Потоп, во время которого на борту корабля-ковчега спаслась лишь одна Семья из всех представителей человеческого рода.
* * *
В Таинстве Крещения Руси ее люди взяли себе новые священные имена: еврейские (Иоанн, Илия, Михаил и т. п.) и ромейские (Василий, Константин и т. п.), перенеся на церковно-государственное тело сакральные свойства имен Богоизбранного народа и составив Новый Израиль [4]. «Царский Дом Руси приобретает двенадцати коленное Израилево членение: “Крести же Михаил Митрополит 12 сынов Владимеровых”. Каждому княжичу дается свой удел в Русской земле, так же, как в древности сыновьям Иакова. […] Царский род России, Рюриковичи, – род Авраамов. Именно этими словами встречает Св. Благоверный Вел. Кн. Димитрий Иоаннович пришедших Ольгердовичей: “Братия милая, которая ради потребы приидосте ко мне, воистину есте ревнители отца нашего Авраама”. То же произносит он, молясь Пресвятой Богородице: “Ты бо, Госпоже, Богом рождена еси, родителя же Твоя единого внуцы с нами”. И взывая к Небесному Отцу от лица всего народа, Св. Димитрий возглашает: “Ты бо еси Бог наш, и мы людие Твои!”» [5]
Русский идеолог Л.А. Тихомиров писал: «Ни одна нация не сливала так своего гражданско-политического бытия с церковным, как Россия. Только древний Израиль представляет с нею в этом аналогию, ибо даже Византия несла в себе наследство политического учреждения – Древнего Рима, а Россия, подобно Израилю, родилась вместе с обручением Господу» [6] .
Обычай нарекать младенца при Крещении в память празднуемого в этот день Святого, связывая их через святое имя, сохранялся в России вплоть до октябрьского переворота 1917 года. Таинство Крещения – это отречение от всего старого, ветхого и рождение в новый образ, во имя, вхождение в семью святых соименников, где индивидуальность личности не теряется в уподобление Первообразу, а соединяется через Него со всеми. Новое имя дает предпосылку спасения, реализация которого возможна при условии жизни не по букве, но по духу избранного архетипа, по любви к нему.
Наречение имени в христианстве иначе называется «назнаменованием» (от слова «знамение» – символ, образ, чудо). «Имена святых возлагаются на нас в знамение союза членов Церкви земной с членами Церкви торжествующей на небесах. Те и другие составляют одно тело под единою главою Христом и находятся в живом общении между собою. Святые, обитающие на небесах, по любви к братьям своим, живущим на земле, принимают живое участие в их судьбе...» [7]
Духовное тождество Нового Израиля своему архетипу можно объяснить действием благодатных энергий, заключенных в наименовании как Таинстве посвящения (инициации). «“По имени и житие” – стереотипная формула житий; по имени – житие, а не имя по житию. Имя оценивается Церковью, а за нею – и всем православным народом, как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия, как идея; а святой – как наилучший его выразитель, свое эмпирическое существование соделавший прозрачным так, что чрез него нам светит благороднейший свет данного имени. И все-таки имя – онтологически первое, а носитель его, хотя бы и святой, – второе» [8]. В течение относительно короткого исторического отрезка большая часть древнеславянских имен исчезла из употребления: их заменили имена небожителей Вселенской Церкви.
Особенно яркообразные (иконологические) свойства имени, а точнее – «именной иконы» Русского народа проявились в его самоназвании – «крестьяне», что и определило историческое Бытие этой соборной Личности, составляющей мистическое тело народа Нового Израиля: «...в русской низовой традиции произошло полное отождествление названия креста с именем Христа и с обозначением верующих в Крест и в Христа (хрест, «крест» – Христос – хрес(ть)яне); впрочем, и научная этимология утверждает, что само русское название происходит от имени Христа, заимствованного из германских языков; ср. древневерхненемецкие Christ, Crist, Krist» [9].
Великий русский писатель Ф.М. Достоевский писал: «Русский человек ничего не знает выше христианства, да и представить не может. Он всю землю свою, всю общность, всю Россию назвал христианством, «крестьянством». Вникните в Православие: это вовсе не одна только церковность и обрядность, это живое чувство, обратившееся у народа нашего в одну из тех основных живых сил, без которых не живут нации [10]. [...] В народе, безспорно, сложилось и укрепилось даже такое понятие, что вся Россия для того только и живет, чтобы служить Христу и оберегать от неверных все вселенское Православие. ...Так что прямо можно сказать, что эта мысль уже во всем народе нашем почти сознательная, а не то, что таится лишь в чувстве народном» [11]
Итак, став Новым Израилем, русский народ приобретает новые духовные личностные качества. Николай Бердяев, «исследователь географии русской души», писал: «Русской душе не сидится на месте, это не мещанская душа, не местная душа. В России, в душе народной есть какое-то безконечное искание, искание невидимого града-Китежа, незримого Дома Пресвятой Богородицы. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными ее очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, Божественной правды и спасения для всего мiра и всеобщего воскресения к новой жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании всего народа и всего мiра, и мука ее не знает утоления. Душа эта поглощена решением конечных вопросов о смысле жизни. Есть мятежность, непокорность в русской душе, неутолимость и неудовлетворимость ничем временным, относительным и условным. Все дальше и дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу из этого “мiра”, из этой земли, из всего местного, мещанского, прикрепленного. [...] В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души, нет этой расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности культуры. Власть шири над русской душой порождает целый ряд русских качеств и русских недостатков. [...]. Ширь русской земли и ширь русской души давили русскую энергию, открывая возможность движения в сторону экстенсивности» [12].
Безграничность и широту пространства соборной души русского народа можно рассматривать как определяющий духовный фактор в русской Истории, в его историческом образе Бытия.
(материал подготовлен для книжной публикации в 2001 году, размещен в Рунете в 19 мая 2010, исправлено и дополнено в июне 2011 г.)
|